Окрестности школы заволокло туманом - густым, молочно-белым, достойным октября, а не июня. В слизеринских спальнях, конечно же, нет окон, но туман как будто умудряется проникать и сюда - в комнате холодно и сыро, свет свечей кажется приглушенным. Красивый юноша, сидящий на одной из кроватей, непроизвольно ежится и плотнее закутывается в мантию. Конечно, можно выйти хотя бы в гостиную, к камину, но почему-то не хочется.
Настроение шестнадцатилетнего Тома Реддла полностью соответствует погоде на улице: им владеет мутная, затягивающая тоска. Нет, ему не жаль убитую василиском девочку, - для него она была всего лишь ступенькой на пути к достижению цели. Может быть, это последствия расщепления души?.. Но ведь такое бывало иногда и раньше, и он никогда не мог найти причину...
А вот приводили такие приступы мрачности всегда к одному и тому же: Тому мерещилась мать. Худая, некрасивая, несчастная женщина приходила к нему, неощутимо гладила по черным волосам, вздыхала и спрашивала, заглядывая в глаза:
- Зачем же ты так, сынок? Не печалься, ведь я люблю тебя...
Когда-то, в детстве, ему действительно становилось легче от ее слов. В подростковом возрасте - почему-то становилось стыдно. А сейчас...
- Если ты любишь меня, то почему же ты оставила меня одного?! - зло, безжалостно выплюнул в призрачно-бледное лицо матери Том.
Женщина отшатнулась, вскрикнула - и исчезла. Том мрачно усмехнулся и добавил в пустоту:
- Надеюсь, ты больше не будешь приходить и надоедать мне своими лживыми словами.
Ему вдруг стало спокойно, как будто этот разговор смел с его дороги последние преграды. Тоска растаяла утренним туманом, вспомнился и вчерашний успех - ведь он, шестнадцатилетний школьник, смог не только открыть Тайную комнату, но еще и создать свой первый крестраж! - и все дальнейшие планы...
Том торжествующе улыбнулся своим мыслям и поднялся с кровати; поправил легким движением палочки смявшуюся мантию и отправился в гостиную...